Этот добрый жестокий мир - [ сборник ]

«Я позвоню сыну! — громыхал старик. — Он — врач от бога! Пусть он решает, кому жить! Не тебе, сопляку, дано это право!»

Дверь захлопнулась перед моим носом.

Руки дрожали, сердце колотилось, а колени ослабели. Но дух мой не надломился!

Господи! Ниспошли мне терпения и сил, дабы служить тебе и обуздать Врага!

* * *

Следующие три дня я провел в постели, сраженный нервной горячкой.

Полыхая от жара и сотрясаясь в ознобе, я плавал в липком поту кошмаров. Один и тот же сон преследовал меня: будто я потерял ключи от Дома, и теперь дорога в Царствие Небесное навсегда закрыта для меня и паствы моей. Со стоном пробуждаясь, я видел ангельское лицо Марты, чьи заботливые руки меняли компресс на моем лбу.

Но потом я снова проваливался в трясину кошмара, возвращаясь к постыдному инциденту с моей матушкой, — как вам ведомо, Наставник, ее грехопадение наполняет мое сердце скорбью, и я не устаю молиться о спасении ее души.

На четвертый день, благодаря микстурам доктора Хуберта и заботливости Марты, мне стало лучше. Кошмары оставили меня. Я смог подняться, привести себя в порядок и вернуться в кабинет.

Альберт не замедлил явиться с докладом. За время моей болезни в Доме многое изменилось. Стоило мне захворать, как сюда явился загадочный сын Майкла. Невыносимый старик воспользовался случаем, чтобы установить в Доме свои порядки, плетя дьявольские интриги и строя козни.

Вместо доктора Хуберта исцелением хворых теперь занимался пресловутый сын Майкла. Обитатели Дома отказывались от микстур и порошков после того, как ветеран Себастьян не только не умер, но и вернул способность связно говорить. Естественно, никому из дряхлых постояльцев и в голову не пришло, что на то была воля Господа и все в руках его.

Затуманив разум ложной надеждой, старики приписали чудо самозваному (об этом ниже) доктору.

Я же воздал хвалу Всевышнему и наметил себе обязательно навестить несчастного калеку, как только разберусь с накопившимися делами.

По словам Альберта, сын Майкла успел проведать едва ли не каждого обитателя Дома. Словно сговорившись, старики наперебой похвалялись «чудотворными» способностями новоявленного лекаря. Подагра и ревматизм, артрит и язва, постыдные старческие болезни — все отступало после первого же визита сына. Будто бы издеваясь над современной медициной, сын Майкла не прописывал лекарств, а рекомендовал лишь усиленно питаться, умеренно употреблять алкоголь и больше двигаться, совершая прогулки и принимая участие в ежевечерних танцах.

Так, всего за три дня, Дом Вспоможения превратился в Дом Увеселения умирающих. Увы мне, нерадивому, оставившему паству без присмотра и проигравшему эту схватку с Дьяволом!

Со звуками джаза и винными парами Нечистый овладел сердцами прихожан. Отныне я не сомневался, что Майкл — не просто вздорный старик, но перчатка на руке Сатаны.

И пусть телесные недуги временно отступили, страшная угроза нависла над душами обитателей Дома.

Загадочный сын Майкла даже не открыл старикам имени, в разговорах они так и называли его «сыном». И каждый описывал его по-своему, наделяя разнообразными качествами и привычками.

Из случайно услышанного Альбертом следовало, что сын Майкла — заядлый рыбак, превосходный шахматист, играет на рояле, побывал в Иерусалиме, объездил весь мир и был умелым плотником. Сам Майкл отрицал половину из этого, а над второй половиной смеялся, подтверждая лишь то, что его сын действительно служил армейским хирургом в Великой войне.

А еще сын Майкла был поистине неуловим — за все три дня он умудрился ни разу не попасться на глаза Альберту, Марте или доктору Хуберту.

Последний вечером того же дня нанес мне визит, дабы поинтересоваться моим самочувствием и обсудить сына Майкла.

Мы расположились у камина. В трубе завывал зимний ветер, поленья потрескивали, а доктор Хуберт — милейший и обаятельный толстяк в старомодном сюртуке — потягивал горячее вино и излагал историю своих изысканий.

Обеспокоенный странными методиками новоявленного целителя, доктор Хуберт навел справки о сыне Майкла (насколько это вообще было возможно, не зная его настоящего имени, — Майкл сообщить его отказался в самой грубой форме) в городе N. Как выяснилось, в единственной гостинице города не было постояльцев, в жандармерии не регистрировались приезжие, а коллеги Хуберта ничего не слышали о подобном подходе к лечению. Сам же доктор Хуберт приписывал случаи ремиссии месмерическим способностям сына Майкла, подозревая оного в шарлатанстве и проходимстве.

Как бы там ни было, но Майкл и сын его окончательно захватили власть в Доме, подорвав мой авторитет. Следовало немедленно что-нибудь предпринять. И мы с доктором Хубертом разработали хитроумный план, согласно которому я должен был задержать сына, а доктор — вывести его на чистую воду.

На следующий день Хуберт вернулся в город N, а я сказался больным и попросил Марту позвать сына Майкла. Как я и ожидал, просьба моя осталась неудовлетворенной. Через Альберта и еще нескольких посредников до меня донесли информацию, что сын Майкла буквально только что покинул Дом, направившись по единственной дороге в долину. Я тут же позвонил Хуберту и попросил его приехать.

Разминуться они не могли.

Но по всему выходило, что либо сын Майкла умеет летать, либо старики мне солгали и он не покидал Дом.

Или никогда не появлялся в нем.

Я почувствовал себя объектом дурацкого розыгрыша, ибо старость мелочна и мстительна.

Это следовало немедленно прекратить. Так как час уже поздний, завтра же я свяжусь с родственниками Майкла. Надеюсь, вместе мы найдем на него управу.

* * *

Любезный Наставник!

Я сижу в своем кабинете и пишу эти строки под стоны метели и поскрипывание старого Дома. Мерцает лампа, и отблески ложатся на заиндевевшее окно, проносящиеся во тьме хлопья снега вспыхивают искрами и растворяются во мгле. Душа моя должна бы торжествовать победу, но жалость колет мое сердце. Я допускаю мысль, что где-то ошибся и что-то сделал неверно, хотя, доведись мне пережить этот день заново, не стал бы ничего менять.

Но обо всем по порядку.

Позвонить родне Майкла я смог лишь к обеду, когда погода уже начала портиться. Через гору перевалила волглая туча, поднялся ветер — все предвещало бурю. Доктор Хуберт срочно отбыл в долину, прекрасно осведомленный о разрушительной мощи бурана в горах. Уезжая, добрейший доктор предупредил меня о том, что ветром, скорее всего, оборвет провода, и Дом останется без связи с долиной. Я поспешил набрать номер племянницы Майкла, которая и определила зловредного старика в наше богоугодное заведение.

То, что я узнал от нее, перевернуло мое представление о Майкле и о происходящем в Доме. Проведя более часа в размышлениях и молитвах, я нашел единственно возможный выход из крайне непростой ситуации. Испытание, ниспосланное Господом на пути моем, я выдержал достойно.

Я велел Альберту собрать всех обитателей и персонал Дома в столовой.

И пусть авторитет мой был подорван, а дисциплина в Доме — практически уничтожена, к ужину спустились все. Запретив Агате накрывать на столы, я обратился к пастве с речью.

Донельзя возмущенный Майкл сверкал глазами и топорщил бороду, пытаясь меня запугать. Но истина дала мне щит милосердия, и я больше не боялся старика.

Я сказал:

«Друзья мои! Братья и сестры! С болью в сердце и скорбью в душе я должен открыть вам правду. Который день подряд вы рассказываете друг другу и самим себе о чудесном докторе — сыне Майкла».

При этих словах Майкл хрюкнул, а Себастьян зевнул.

«По словам нашего многоуважаемого шефа, сын его — бывший армейский хирург, врач от бога, истинный целитель, способный вылечить любую болезнь добрым словом и хорошим стейком». — «Ну да, — хохотнул Майкл, — давайте покороче, пастырь. Ужин стынет». Я не отреагировал на дерзкую выходку.

Мне предстояло сказать горькую правду. И я даже жалел старика.

«Друзья мои. Все вы стали жертвами обмана и массового помешательства. В ваших отчаявшихся душах пустили ростки семена ложной надежды, посеянные Майклом, — безусловно, очень сильной личностью, как часто бывает с теми, кто тронут проказой безумия».

Паства взирала на меня с непониманием и отвращением. Марта побледнела, Агата закрыла лицо фартуком. А Майкл, как ни в чем не бывало, чесал бороду.

«Да, друзья. Ваш сосед Майкл неизлечимо болен душой. Его сын погиб на полях Великой войны семь лет назад. Как мне стало известно, наш шеф практически не поддерживал связи с ним, а узнав о его гибели, повредился рассудком. Не в силах принять волю Господа и раскаяться в ошибках молодости, Майкл, упорствуя в грехе неверия, вообразил, что сын его жив. И сила его воображения столь велика, что все вы поддались ей. Сына Майкла не существует».